Куда пропало то, что упало?

Куда пропало то, что упало?

Пришла в голову идея о снежинке. Пока она одна была и падала - она была уникальна, симметрична и прекрасна. Но стоило ей коснуться земли, как она пропала на фоне миллиарда других таких же уникальных снежинок.Так же и люди. Каждый в одиночку уникален, но в толпе сер и однообразен.

Я со снисхождением и легкой нежностью смотрю на людей, которые еще ищут что-то, способны мечтать, не поняли, что жить нужно сейчас. Вспоминаю, что когда-то и мне было это подвластно, пока я не начала находить в реальности ростки прекрасного. Жизнь устаканивается, всему находится свое место, время и применение, теряется желание вырваться за границы обыденности и найти что-то скрытое от посредственного взора. Рутина начинает нравится. Видимо, так человек взрослеет, а затем и стареет...

Я долго гадала, является ли мой страх чем-то порочным или представляет собой лишь уместно чувствительный индикатор возможных неприятностей. Жизнь шла скачками, и наступали в ней такие моменты, когда тело мое мякло, а голова кружилась от тревоги. Дела сжимали меня с разных сторон, и когда я пыталась сделать шаг, удивительная дезориентация и потерянность обволакивали плечи, брали за руки и влекли в вялый танец, где я в полусонном состоянии шла по хлипкой доске, видя под ногами мутную пропасть. Мне до последнего было непонятно, оступлюсь я и упаду, или воспарю в небо – таким невесомым и беззащитным становилось мое тело.

Также мне нравилось не высыпаться. Усталость морила меня и я, не сознавая всего до конца, могла говорить окружающим странные и смелые вещи, будто приложилась к рюмке. Алкоголь стоил денег и слишком быстро канул в канализацию, покидая тело навсегда. Я не первая, кто получает от страха удовольствие. Вынуждена признать, что холодная волна, бегущая по позвоночнику, носит в себе природу восхитительную. Робость моя претендует на вид обаяния. Мне неизвестно, каково это – устремиться на рожон и сломать его крепостью собственного пресса. Да и пронзать собственную аморфную оболочку я вряд ли доверю кому-то стороннему. Может показаться, что я ищу покровительства. Но командный тон меня угнетает. Я всю жизнь искала баланса, стараясь миновать бурных эмоций и суеты. Я холодна на лицо, но моя жажда до бурных фантазий неуемна, зря внутрь, полагая внешние процессы цикличными, а потому и не интересными. Рациональное познание может скакнуть вперед, не марая рук, в то время как эмпирик вынужден прогонять по кругу одни и те же опыты. Впрочем, они неотделимы друг от друга, и каждый лишь выбирает меру взаимоотношения. Я искала методы успокоения, но в конце концов склонялась лишь к тому, чтоб пропустить страх через себя, отгородившись от возможных источников тревоги. Мне говорят «Ты холодна и эгоистична». Это так, ибо вещи, происходящие в мире людей, пугают меня. Мир людей желает навязать иллюзию незаменимости. Ушей достигают очевидные вещи с последующим «Что бы ты без меня делала? Я ведь для тебя. А ты!». То, что просьба не слетала с ваших губ, мало кого волнует. Я еще слишком сыра, раз обращаю внимание на такие вещи. В броню скорее влезет диабетик, чем носорог. Ответив на вопросы своих потребностей, мы получаем больше возможностей в управлении. Пока что моя трусость доставляет лишь незначительный дискомфорт, достигающий нервного апогея лишь изредка. Я привыкла верить интуиции и лавировать в зависимости от волн действительного времени. От неопределенности мне и страшно, и любопытно. Я наблюдаю набор собственных составляющих и внешних компонентов, меняющийся во времени. Я поражаюсь и тепло улыбаюсь, переходя в ностальгический вздох. Мне нечем закончить этот опус. Ибо ничто не может стать конечным выводом, если время – бесконечная величина, не открывшая нашему взору своего предела.

Так вот, в чем главная суть? Снежинка по сути никуда не пропала и где-то лежит. Но ты ее уже больше никогда не найдешь. Она была такая красивая и уникальная только в момент своего падения.