Что можно простить своему ребёнку?

Вот ты принесла его домой, такого хорошенького, мягенького, золотого своего малышечку, дорогусика, на ручках качаешь, он самый хороший, твой, кровиночка же, плоть от плоти.

Вот он растет. Горшок, детский сад. И тут первые расстройства. Игрушку не купила, не пустила гулять, плохая. Дорогусик бьет кулачком, не больно, но зло, от души. Ты не обижаешься, он же маленький еще. Кровиночка твоя. Подрастет и поймет, подрастет и осознает, и вот тогда заживёте.

А потом школа. И он кричит уже по новому, с повзрослевшей злостью. Не дала денег, ругала за двойки, звонила, а ему перед друзьями неудобно. Ох уж эти друзья, а дома грязная посуда, не заправленная кровать. Но ты не обижаешься. На него, родного, разве можно обижаться, это возраст такой, пусть подрастет, гормоны отыграют свои песни и образумиться, и вот тогда заживёте.

Заводская проходная, с утра толкотня, пропуска, молоденькие ОТКшки в цветастых платьях. Его опять нет дома, иногда по несколько дней. И ты волнуешься, мечешься, места не находишь, а он и не позвонит. И домой приходит лишь спать, да оставить грязных тарелок, и даже не спросит как дела, а у тебя опять вчера ноги отнимались и глаза плохо видят. Но ты не обижаешься, разве мать не простит, не поймет свою деточку, ведь твой, плоть от плоти. И это не мы такие — жизнь такая. Молодой, горячий, вот чуток успокоится, устроится в жизни и тогда заживёте.

И вот ты помираешь, на выцветшем диване дома престарелых, а родненький не пришел. Спрашиваешь, но сиделка плечами пожимает и отводит глаза. Давно уже не приходил, и трубки не берет, а если берет, то не слушает, метнет в тебя острое «Занят» и не перезвонит. Но ты его не винишь, значит не смог, жизнь-то нынче какая сложная, ведь если б мог, то конечно бы пришел, кровиночка же, плоть от плоти. Не обижаешься. И не надо, не обижайся. О хорошем думай, хорошее помни, маленькому своему всё простить можно, и с легким сердцем в последний путь.